19-23 апреля 2021 года в онлайн формате состоялся V Форум «Эндаументы 2021. Больше, чем деньги» организованный Благотворительным фондом Владимира Потанина и Московской школой управления СКОЛКОВО при поддержке Министерства экономического развития Российской Федерации.
Публикуем итоги форума, подготовленные Благотворительным фондом Владимира Потанина Форум открыл разговор генерального директора Фонда Оксаны Орачевой с социальным инвестором и основателем проекта Noôdome Рубеном Варданяном.
Вы давно уже профессионально занимаетесь благотворительностью. У вас очень много ярких и известных проектов: школа в Дилижане, гуманитарная инициатива «Аврора» и проект, связанный с региональным развитием «Крылья Татев». Школа управления СКОЛКОВО представляет собой инфраструктуру благотворительности. Почему благотворительность? Что объединяет ваши проекты?
Я достаточно давно для себя осознал, что невозможно жить успешной и счастливой жизнью разделяя, здесь я зарабатываю деньги по максимуму, а тут я занимаюсь благотворительностью, помогая неимущим, или помогая талантам, которые не имеют возможности учиться. Мое мнение, мы идем в мир, где интеграция между твоей коммерческой и социальной деятельностью очень важна. И в связи с тем, что человек становится центром всего в XXI веке, система координат, система жизнеспособности, экосистемы — неважно, как называть, она дает возможность существовать только тогда, когда нет больших разрывов. Мы все живем в мире, где до сих пор есть неравенство, серьезные проблемы с тем, что разные слои общества имеют разные возможности доступа к медицине, образованию, решению разных проблем. Я убежден, что нельзя построить «золотое гетто», отгородившись высоким забором от нищеты, суеты и прочего. Поэтому такой интеграцией должны заниматься люди осознанно стратегически, а не только эмоционально. Благотворительность несет в себе большую эмоциональность, и для меня это всегда было стратегически важным элементом в общей систем того, что я делаю.
Возвращаясь к проектам. Если это не только эмоциональная составляющая, но и рационально-стратегическая, то ведь проекты у вас действительно очень разные: где-то это помощь талантливым детям получить хорошее образование, где-то это участие в развитии региона и экономическое благополучие людей. Что-то общее, на ваш взгляд, у них есть? Для себя вы определяете эти проекты как единое или у вас их много разных?
Конечно, есть единая философия, и она связана для человека общими элементами. Первая тема про смысл жизни, человеческие ценности, поэтому «Аврора» и то, что несет эта деятельность, для меня очень важная тема. Второй и третий проекты связаны с образованием и здоровьем. Четвертая тема — это устойчивое развитие, цели, которые поставила ООН, в минимизации различий между бедными и богатыми людьми, странами, регионами. Ну и пятое — это наследие. Здесь очень важно, что люди оставят после себя в долгосрочной перспективе. Поэтому человеческие ценности, наследие, здоровье, образование и устойчивое развитие — это те области, которые друг друга дополняют и создают комплексную систему. А база всего — это коллегиальное сообщество, потому что я верю, что это можно сделать только вместе. Я всегда стараюсь делать многоцелевые проекты. Да, они очень в длинную выстроены, например школа в Дилижане. Она дает не только возможность детям из разных стран вместе учиться и открыть для себя мир, но и будущих послов для Армении, которые смогут изменить будущее региона. Возникший проект школы дал толчок изменяющейся среде в Дилижане. То есть, когда ты имеешь ограниченные ресурсы, а мы все имеем ограниченные ресурсы, очень важно делать многозадачные проекты. Такой и «Крылья Татев», который подразумевает не только восстановление храма, но это создание туристического потока, изменение среды, в том числе уровня безработицы. Проект объединяет 5-6 целей одновременно. Это очень важно, что все проекты взаимосвязаны. Для устойчивого развития мы взяли Армению как пример страны, чтобы понять, как можно было бы сделать так, чтобы небольшое государство смогло бы привлечь инвестиции, внимание именно с точки зрения комплексного подхода.
Вы затронули тему устойчивого развития. В прошлом году из-за пандемии она приобрела новое звучание. Мы говорили раньше об устойчивом развитии, о целях ООН до 2030 года, и прошлый год показал, что устойчивое развитие — это вполне конкретные вещи, которые касаются каждого из нас, по сути, каждого проекта. Как период пандемии и режима самоизоляции сказался на ваших проектах? Удалось ли им выстоять? Показали ли они устойчивое развитие?
Я хочу с гордостью сказать, что все мои проекты выстояли, несмотря на все сложности, на военный конфликт между Армении и Азербайджаном. Проверку на прочность прошли и быстро перестроились в онлайн формат. Пандемия показала хрупкость, то, как быстро мож ет все поменяться. Уровень стабильности, надежности системы, которая должна быть готова к такого уровня катаклизмам, это серьезный вызов для всех нас, приводящий к переосмыслению и готовности в будущем к подобным вещам. Но также важно отметить, говоря про устойчивое развитие, что одна из целей ООН — это не только привлечь около 4 000 000 $ в год на решение этих проблем, но и как их грамотно инвестировать, чтобы они дали нужный эффект. Привлечение денег — это одна проблема, а другая — это запуск подобных проектов в странах с несильной инфраструктурой и государственными институтами. Как раз прошлый год и показал, что не все рабочие схемы в период пандемии являются единственными и не все выдержали проверку на прочность, в том числе взаимоотношения и с государством, и с благотворительными фондами, и обществом в отношении обратной связи.
Продолжая эту тему, с одной страны пандемии и привлечение средств, с другой стороны, необходимо решать поставленные задачи, где все взаимосвязано, хотелось бы вспомнить, что говорил Сергей Гуриев в одном из интервью, которое мы проводили по поводу филантропии. Пандемия, по сути, это глобальный кризис и время для конкуренции филантропов. И опять же это перекликается с мыслью, что это время, когда требуются большие средства и объединение ресурсов для решения многих задач. Наблюдаете ли вы такую своеобразную конкуренцию филантропов?
Осознание, что такое филантропия, довольно сложный процесс, и мы, как общество, проходящее стадию развития, находимся в подростковом возрасте, потому что только 30 лет прошло, как начала формироваться Россия и класс богатых людей. Что делать с этим богатством и как к нему относится сегодня, в будущем и как передать его следующему поколению — это важный процесс, который только-только запускается. Поэтому мы находимся в стадии формирования и говорить о конкуренции между филантропами неуместно. Я в принципе не типичный филантроп – называю себя венчурный филантроп, что вызывает удивление у окружающих. Я с глубоким уважением отношусь к людям, которые занимаются прямой благотворительностью, в то же время считаю, что очень важно запустить более устойчивые, эффективные процессы с тем, чтобы не просто помогать, а еще и менять систему. Для меня очень важна интеграция бизнес-процессов с благотворительностью, создание социального воздействия, которое имеет в себе элементы того и другого. Между этими двумя процессами есть очень много вариантов действий для того, чтобы сравнивать себя или анализировать эффективность, важно понимать, что ты делаешь. Можно дать деньги на операцию ребенку и понимать, что 100% они пошли на помощь. Можно направить эти финансы в эндаумент фонд, который будет генерировать определенный доход, часть денег будет тратиться на нужды фонда, другая часть на создание механизмов, которые будут более устойчивые, но при этом на развитие и изменение будут ограничения. Есть третий вариант, например бизнес-школа СКОЛКОВО, которая представляет собой благотворительный проект, в котором есть и коммерческая составляющая, которая позволяет развиваться и расширять поле деятельности. Есть коммерческо-социальные проекты, которые позволяют находится на минимальной самоокупаемости, но при этом быть максимально социально направленным. В филантропии важно понимать, какой результат ты делаешь. Когда мы говорим про благотворительность очень часто эффект виден через 25 лет, то есть это процесс в долгую, а мы все-таки живем более короткими циклами.
Вы часто говорите про количественные оценки эффективности филантропии и сейчас затронули эту тему. Как измерить тот результат от вложений — назовем это широким словом в благотворительность, хотя это более широкое понятие, не адресную помощь сейчас имеем в виду. Как увидеть то, во что вкладываешь, работает, если мы говорим о долгих вложениях? Ведь ваши проекты — это длинная история. Мы не увидим немедленного результата.
Да, это один из вызовов и в этом и причина, почему не так просто делать это и государству. На примере школы в Дилижане, если подходить прагматично, то непростой выбор что лучше, те 200 млн $, которые мы потратили за последние 10 лет в этот проект или, условно говоря, на улучшение 400-500 школ в Армении, которые нуждаются в этом. С точки зрения социального эффекта, масштабности второй вариант был бы более видимым и дал бы результат в короткий срок и сыграло бы важную роль для большого количества учеников и учителей. Однако школа в Дилижане даст эффект через 20-30-40 лет – это будут много успешных людей из частного или государственного секторов в разных странах, которые будут ассоциироваться с Арменией, потому что учились там. При сохранении правильных отношений с этими детьми мы получим в будущем возможности эффективной кооперации. Вот в этом и разница в горизонтах планирования.
Второй вызов, это, например, когда возникли пластиковые бутылки 20-25 лет назад, казалось, что это было благо – можно доставить воду в отдаленные уголки, помогая населению решить эту проблему за счет дешевой себестоимости тары. А сейчас мы понимаем, что и на планете, и в мировом океане возникают целые острова пластикового отхода, что является глобальной проблемой. Вот он яркий пример — в короткие сроки вопрос был решен, а в перспективе это привело к большой проблеме.
И третий вызов, это вопрос к корпорациям. Нетто или брутто. Есть компании, которые наносят вред экологии, те же пластиковые бутылки, а потом они отчисляют какие-то деньги на благотворительность и становятся очень известными за счет этого. Но если посмотреть на результат, но минус гораздо больше, чем плюс. Непростая ситуация. Поэтому анализируя проект с точки зрения эффективности, мы смотрим на картину в целом:
– принесет это больше пользы или будет иметь отрицательные последствия?
– на сколько в длинную это принесет добро или вред?
– можем ли мы позволить размышлять о проекте на перспективу, когда есть социальное давление сегодня?
Возвращаясь опять же к теме действовать в длинную и стратегического подхода. В последних своих интервью вы говорили, что если говорить о социальных проектах, то у нас принят короткий горизонт планирования 1-3 года, под который работают финансовые модели. При этом есть другая финансовая модель эндаумента, о которых вы уже упомянули. В них изначально длинный горизонт планирования. Они просто не рассчитаны на короткий срок. Возможно, на пересечении этих тем и лежит одно из решений, которое помогло бы соединить стратегический подход с длинным горизонтом планирования, явно необходимый филантропии, и обеспечение этого подхода.
Я сторонник того, что нужно экспериментировать и пробовать все. Я могу привести замечательные примеры, например фондов в Америке, Carnegie foundation, а есть фонды в Англии, у которых в декларации прописано, например, что они должны помогать развитию коневодства, гужевого транспорта уже нет, а декларацию поменять нельзя и управляющие вынуждены придумать разные способы, чтобы исполнять то, что исполнять уже не возможно. Поэтому фонд может быть эффективным и неэффективным. Конечно, важно осознавать, что эндаумент фонды могут действительно оказывать помощь, когда есть большой размер капитала. К сожалению, мы видим, что это не просто — поднять такие серьезные деньги. Америка, где так развита благотворительность, топ-30 школ имеют эндаумент фонды, а остальные тысячи школ и университетов не имеют. Не так все очевидно, и для большого количества участников система работает не так слажено. Потому что без масштабности, без размерности это не эффективно. Важно найти правильный баланс. В бизнес-школе СКОЛКОВО есть и прямые гранты, и эндаумент фонд, и долгосрочный взгляд на то, как коммерчески можно зарабатывать, чтобы иметь доходы и тратить деньги в другом режиме. Сочетание всех этих инструментов дает правильный, нужный эффект и симбиоз.
То есть тоже такой стратегический подход?
Это ключевой вызов, о котором все мы умалчиваем, когда говорим про филантропию. Если проанализировать причины, почему люди занимаются благотворительностью, то выясняется, что основные двигающие силы не связаны с результатом, а связаны с процессом, эмоциями. Благотворительность имеет свой космос, свою культуру. Встречаются случаи, когда человек дает деньги, потому что в этой больнице лежала его мама или в этой школе он когда-то учился. Это связано с воспоминаниями. Доминирующее проявление благотворительности происходит из религиозных убеждений. Это важная вещь, но люди дают деньги, потому что так написано в религиозных канонах. Мы говорим о движущих силах, которые связаны в основном с эмоциями. Это все про другое, нежели про результат. В этом смысле в благотворительности часто происходит, что возникает такая ловушка, где хочется сохранить эмоциональность, сопричастность. С другой стороны, возникает проблема, что результат не волнует ни тех, кто дает деньги, ни тех, кто организует процесс, потому что важен процесс ради процесса. В подавляющем большинстве случает отсутствует стратегия и KPI, по которым будет измеряться результат.
Прошлый год заставил многие наши представления переосмыслить. В России и во всем мире мы наблюдали взрывной характер помочь, проявить сочувствие. Когда на начальной этапе пандемии произошло снижение крупных благотворительных пожертвований, то можно было видеть, что не отказались от массовых пожертвований. Средний чек снизился. Эта идея сочувствия, сопричастности, соучастия глубоко сидит в сознании, и она делает нас лучше. Это приносит счастье тем людям, которые помогают. Но опять же прошлый год показал еще одну очень интересную сторону. Мы знаем неоднократно случаи в той же Америке, где возрос интерес к эндаументу. Многие организации, которые не имели фондов, это в первую очередь касалось сферы культуры, пришли к выводу, что их надо срочно создавать. Мы знаем примеры музеев в США, которые готовы были продавать часть своих коллекций, чтобы иметь средства для поддержания коллекции целиком. Интересное наблюдение. Если мы посмотрим на нашу историю, то НКО, активно включившись в процесс помощи, когда у них появилась возможность, занялись стратегиями и тоже стали создавать эндаумент фонды. За последние 2 года было создано порядка 40 фондов. Получается противоречие. Может быть возможности нет у организаций погружаться в это? Это выбор, что НКО не то, что не хотят погружаться в долгую и заниматься стратегиями, а у них просто отсутствую возможности?
Давайте разделим вопрос на несколько частей.
Первое, когда происходит любая трагедия (природная катастрофа, теракты, пандемии) сопричастность сильно вырастает, люди готовы помогать. Я первый раз увидел, что такое сопереживание, когда 1988 году произошло землетрясение в Ленинакане. Мы со студенческим отрядом МГУ полетели туда разгружать гуманитарную помощь, которая приходила со всего мира. Люди отдавали свои вещи, делились едой, кровом, и ты видел эту эмоциональную сопричастность. В этот момент большой плюс, ты сразу видишь результат своего вложения, и минус в том, что это быстро проходит, не может долго поддерживаться.
Второе, мы и все общество в целом идем на пути становления индустрии благотворительности, создания эндаумент-фондов и связанной с этим инфраструктурой. Это очень важный процесс, который еще не прошел все свои стадии. У нас есть компания FeelGood, которая как раз занимается выстраиванием структуры, и у нас порядка 100 фондов сейчас находится на обслуживании. Мы видим их движение, желание развиваться и масштабироваться, чтобы добиваться еще больше результатов. Важно, например, и то, что появилось и делает сейчас Александр Светлаков, группа Абсолют или группа Истоки. Они выделяют специальные гранты, чтобы люди выработали свою стратегию, не боялись давать деньги на маркетинг, на продвижение и так далее. Я вижу, что это становится все более интересным для большого количества людей и компаний. Я не хочу давать рыбу, хочу дать удочку и научить людей пользоваться этой удочкой. В этом смысле в нашем обществе появляется запрос на такую системную благотворительность, а главное поддерживается такими благотворителями. Это тоже очень важное изменение.
Третье, мы реально имеем беспрецедентный рост фондового рынка, объемов денежных средств, которые вливались государствами всего мира, в том числе и России, в экономическое пространство и часть этих денег перераспределяется на благотворительность. Общество видит, что оказывать помощь возможно даже в период кризиса пандемии 2020 года.
В этих вопросах очень важно понимать, что мы проходим этапы формирования филантропии как части культуры. Тема наследия, преемственности, что я оставлю своим детям, приходит со зрелостью. Ты уже вырастил детей, они в свою очередь прошли этап зависимости от родителей, поэтому важной темой остается, что я еще могу сделать, какой вклад в общество останется после меня помимо моих детей. И это опять про системный подход и системное мышление, которое создает соответствующую среду. Об этом нужно говорить, и я рад принимать участие в международном форуме «Эндаументы 2021». Люди мало знают об этой теме и мало что понимают в ней. Это хорошо, что проводятся всевозможные обучающие мероприятия не только внутри сообщества благотворителей, но и для всеобщего просвещения.
Меняется ли отношение к благотворителям, особенно если мы говорим о крупных средствах и не имеем в виду массовую благотворительность, а филантропию состоятельных людей?
Я думаю меняется. В 90-е годы, к сожалению, было очень много пены, много фондов, через которые под эгидой благотворительности, например, шел импорт сигарет, спирта или государство вводило «налог», что нужно помочь той или иной организации. Поэтому не было ощущения, что благотворительность проводится осознанно. Сейчас все меняется. Посмотрите, что делает Сергей Галицкий в Краснодаре, это фантастический проект, где он не дал команду сделать, а посчитал нужным отдать часть своих денег и сделать парк, стадион, детские школы и т.д. То, что делает Леонид Михельсон, создавая крупнейшее культурное пространство в стране, переоборудуя ГЭС-2 напротив Кремля. Появляются хорошие, достойные примеры. То, что плохое, быстрое и яркое, то, что хорошее, это долгая история и не такая красочная, потому что требует многих усилий и про него не так легко рассказывать, писать статьи и снимать фильмы.
Я очень часто привожу пример, выступая перед аудиторией бизнес-школы СКОЛКОВО. Кто из вас знает, чем занимался Третьяков? И выясняется, что больше 90% не знает, какой бизнес был у него. Каким по номеру Третьяков был по богатству в тот момент? Тоже никто не знает. Были ли у Третьякова партнеры? Опять общее молчание. Но самого Третьякова все знают, фамилия на слуху. А ведь он был одним из богатейших предпринимателей России того времени. Имел огромное количество недвижимости, заводы и всего остального. Прошло 100 лет, и все его помнят потому, что есть Третьяковская галерея. Даже советская система, которая обрубала историческое прошлое, сохранила его имя. В этом смысле это уникальный пример того, как ты хочешь остаться в памяти следующих поколений: местом в списке Forbes или добрыми делами. Это осознание приходит и в наше время тоже, становясь взрослее, опытнее, понимая больше.
Не может это не радовать. Хочется, чтобы шел этот нормальный процесс и благотворительность продолжала развиваться, забыв некоторых моментах на первоначальном этапе. Понятно, все с чего-то начинают. Если 10-20 лет назад, создавая крупные проекты одновременно, не думали о такого рода инструментах, как эндаументы, то та же школа «Летово», призванная обеспечить всем способных и мотивированных школьников из любых уголков страны, открыть возможности для получения качественного образования мирового уровня и раскрытия их интеллектуального и творческого потенциала, возникает как другая, в том числе финансовая, история. Это новое движение, когда проект создается сразу вместе с определенной оболочкой под него? То же самое можно сказать и о фонде, который создает Олег Тиньков.
Я бы немного разделил эти два примера. В школе «Летово» есть очень важный элемент. Вадим Машкович не просто создал эндаумент-фонд, в который он сам вложил много средств и привлек других благотворителей. Благотворительность очень эмоциональная, персонифицированная, поэтому очень большое количество людей с трудом могут кооперироваться и делать коллегиальные проекты. В этом смысле система создания эндаумент-фонда хороша для семьи, которые изначально объединены. Например, семья Михельсон решила отдать огромные деньги в эндаумент-фонд, и он реально будет крупнейший в России, позволяющий устойчиво поддерживать музеи, которые никогда не будут прибыльными и поэтому должны иметь какую-то подушку безопасности. И, например, как фонд «Подари жизнь», когда ты привлекаешь деньги через большое количество людей и это массовый процесс.
Мне кажется важно понять, что процесс образования эндаумент-фонда – это один из важных кирпичей создания механизмов, которые позволяют твоим проектам работать после тебя. Ведь пока я жив, делаю все сам, корпоративные юристы и бухгалтерия все ведет мой бизнес. Первый шаг, говорящий об уровне осознанности – это выделение из корпоративного мира отдельной структуры под благотворительность, которая итогом будет работать автономно. Это требует серьезного подхода, знания механизмов и временных затрат в долгую. Меня радует, что обсуждение этих идей, обмен опытом приводит общество к тому, что большее число благотворителей готовы совместно принимать решения и строить проекты. Это также одна из моих задач с клубом «Вероника» и с моими партнерами, как сделать так, чтобы благотворительность трансформировалась в коллегиальные проекты, а не каждый был сам по себе.
Да, чтобы не растаскивать по частям. Это ко всей благотворительности, наверное, относится – как повысить потенциал партнерства, даже если много разных фондов или организаций?
Потенциал партнерства, обмен опытом, не повторять одни и те же ошибки, потому что очень много общих проблем, уменьшить расходы. Когда у тебя не очень большой фонд, то иметь всю инфраструктуру будет очень дорого. Поэтому и был создан FeelGood. Он снимает с тебя большое количество задач, обеспечивая эффективность, прозрачность, надежность работы фонда. Обучение, обмен опытом, идеями, информацией крайне необходимо, учитывая тот нюанс, что благотворительная индустрия достаточно закрыта. Это прослеживается по всему миру, ведь в филантропии есть элементы личного, интимного и это понятно. Но важен момент кооперации. Поэтому мы перевели немецкую методику Sfineo, которая помогает благотворительным фондам работать и правильно функционировать, и мы видим, что этот процесс непростой даже в странах с более развитой культурой и имеющей больше исторического опыта филантропии. Везде эта проблема существует.
Может быть это вызов современности? Потому что это действительно не только наша проблема, а мир стал более связанным и более взаимозависимым. Могут ли как-то технологии здесь помочь? Ведь благотворительность тоже меняется. Она становится более технологичной.
Однозначно да. Мы видим, как технологии решают вопрос привлечения большего количества людей, как многие проекты реализуют доступ через онлайн, чтобы собрать больше денег. Интернет — это хорошая возможность и рассказать о благотворительности, и привлечь к участию в сборе средств. Например, в рамках «Авроры» мы делали более 70 проектов в Арцахе. Там было вовлечено огромное количество людей, организаций, и без технологической платформы это было бы невозможно. Технологии должны быть толчком к ускорению и увеличению масштабов деятельности.
А может быть еще к повышению прозрачности и обмену мнений, потому что ты вынужден стать более открытым.
Конечно, мы должны иметь сайт и вести дела открыто. Вот почему в FeelGood мы стараемся сделать все максимально технологично и построить коммуникацию с внешним миром.
В этих условиях сфера эндаумента в России все еще остается неоднородной. С одной стороны, мы видим, что продолжает доминировать эндаумент в сфере образования, что естественно, потому что это более близкая идея. В то же время наблюдаем активное развитие самых разнообразных эндаументов в сфере культуры, от крупных международных до региональных в поддержку культуры. Как вы думаете, есть ли перспективы у этой модели и рынка по сравнению с другими инструментами?
Я сторонник того, чтобы все инструменты были задействованы. Как финансист, я вижу здесь одну сложность, которую надо понимать и это не значит, что этого не нужно делать. Управление эндаумент фондом – это очень непростая вещь, как управление пенсионными фондами, страховыми компаниями. Это длинные деньги и управление с минимальными потерями в условиях волатильности, когда не очень стабильная экономическая ситуация, намного более рискованней, чем в обществе с более стабильной экономикой. И несмотря на это эндаументы будут расти и количество денег в них тоже.
В эндаументе есть 3 ключевые зоны:
1. Профессионализация управления
2. Масштабность – без большого размера инфраструктура будет очень дорогой
3. Ограничение. Эндаумент создается на 50 лет и больше и создается декларация, которая определенным образом ограничивает деятельность управляющих компаний.
Это правильно. Но жизнь меняется очень быстро. Мы живем в меняющемся мире, и консервативный подход, стремящийся минимизировать риски потерь в меняющихся условиях, стандартах делает эндаумент менее гибким. Управляющий фондом будет иметь достаточно жесткую инструкцию, которая не даст возможности в ситуации здесь и сейчас применять более гибкие подходы. Но в этом есть и больше надежности, в соблюдении баланса между гибкостью и устойчивостью.
Мы надеемся, что сфера эндаумента будет развиваться, по крайней мере последние годы свидетельствуют об интересе у самых разных организаций. И для некоторых даже есть спрос на небольшой эндаумент, несмотря на нашу привычку смотреть только на крупные эндаументы, но мы знаем, что это зависит и от масштабов деятельности самой организации. А также нужно помнить, что они могут развиваться и через публичные сборы. Хотелось бы услышать пожелание, совет, напутствие, что на ваш взгляд помогло бы людям через 15 лет после того, как закон был принят, принять решение войти в эндаумент. Потому что на протяжении последних 5 лет, проводя каждый раз форумы, возникают вопросы. А надо ли? А зачем? Страшно.
Мы все живем в этом сумасшедшем мире, который создает не только большие возможности, но и угрозы. Каждый приходит в мир со своими ценностями, установками. Мое глубокое убеждение – хорошего больше, чем плохого. Все положительное менее яркое, громкое, кричащее. И в этом смысле, если вас что-то расстраивает в историях, связанных с благотворительностью, кто-то что-то украл, недополучил и получился негатив, помните, что это лишь маленькая капля. Ведь большинство людей делают добрые дела от чистого сердца и в первую очередь для себя, а не для кого-то. Не бойтесь верить в то, что хорошее – это основа всего, что существует вокруг нас. Иначе нас бы не было на этом свете, принимая во внимание все ужасы войн, убийств, терроризма, пандемий, голода и других проблем. Нужно верить, несмотря на все эти вызовы, которые нас окружают, базовыми являются общечеловеческие ценности, которые позволяют нам оставаться людьми. И это наше главное отличие от всего остального существующего мира. Не бойтесь делать добро.